Прибыв на Казанский вокзал, он первым делом посетил бомжатскую подсобку. Ещё когда Пётр был на вещевом рынке, разыскивая дочь, он прикупил подвернувшийся заплечный ремень для Артёмкиной гармошки. Заехав в туалетную подсобку, он крикнул:

— Артём, принимай подарок. Доставай свою отвёртку. Сейчас мы присобачим ремень к твоему гармазону.

Но ему никто не ответил. В углу одиноко и сиротливо стояла Артёмкина гармошка-двухрядка, подаренная родителями ещё в детстве. С пола встала бывшая медсестра Любка и подошла к Петру.

— А, солдатик. Как здоровье? Совсем осунулся.

— Где Артём?

— Сгорел наш Артёмка.

— Как сгорел? Что, пожар был?!

— Да нет. Артёмка за вечер сразу две бутылки водки выпил и утром не проснулся.

— А гармонь? — невпопад спросил Пётр.

— А что гармонь? Пусть стоит, может, ещё и найдется какой музыкант. Только ведь, как играл наш Артёмушка, вряд ли кто так сыграет.

И бывшая медсестра заплакала. Это был единственный человек, кто всплакнул по безвременно ушедшему Артёму — несостоявшемуся пианисту, когда-то подававшему большие надежды в консерватории.

Пётр молча положил заплечный ремень на гармошку и покинул подсобку.

Глава 20

Прибыв в Воронеж, Пётр первым делом прикатил по адресу Ивана Шведова, чтобы забрать свои награды и кое-какие документы, оставленные на хранение. Вызвав через уличных мальчишек Ивана, Пётр его так и не дождался, зато вышла его жена и с ходу обрушилась на Петра, обозвав собутыльником. Затем, рассмотрев, что перед ней инвалид, успокоилась и поведала Петру, что муж бросил её, связавшись с другой женщиной. К тому же он начал много пить. Пётр догадался, о ком идёт речь, и как ни трудно ему было передвигаться на инвалидной коляске по городу, всё же приехал к дому давней подруги Ивана, Нинке.

Оба были дома, и оба были пьяные.

— А, Петруха! — с порога заорал Иван, помогая Петру въехать в дом. — Ну, рассказывай, братан, сколько денег срубил. Я смотрю, ты весь зелёный, небось зелёных и срубил?

И Иван расхохотался, хлопнув Петра по плечу.

— Я-то позеленел, а вот ты подурнел, уйдя от семьи.

— А это не твоё собачье дело, — скривился Иван, косо глянув на сожительницу. — Ты в своей семье разберись, а потом учи других.

Иван налил в свой стакан водки и крикнул захмелевшей женщине:

— Нинка, принеси ещё один стакан для дорогого гостя.

Затем вновь обратился к Петру:

— Я тебе ещё тогда говорил, что достали они меня с тёщей, заразы. Всё им не так, всё им не эдак. А вот с Нинулей всё иначе, всё хорошо. Хочешь — пей, хочешь — гуляй, хочешь — работай, где хочешь. Одним словом — идиллия, Петруха.

И Иван обнял вернувшуюся с кухни Нину.

— Давай выпьем, Петруха, за мою новую жизнь. К чертям старую.

— Нет, спасибо, Ваня, здоровье последнее время не позволяет пить. Я ведь что приехал? Хочу забрать свои ордена, медали и документы к ним, которые отдал тебе на хранение, помнишь?

Иван поставил на стол стакан с водкой, который хотел опрокинуть в горло, и задумался.

— Петро, документы на ордена и медали я сейчас принесу, а что касается самих орденов и медалей, то попозже.

— Не понял?

— Ну, понимаешь, в данный момент их у меня нет…

— Что значит нет? Ты их что, продал?!

— Боже упаси, боже упаси! Просто дал поносить, и скоро их мне вернут, — начал выкручиваться Иван.

— Ты что дурака включаешь, Ванёк? Или совсем одурел? Куда дел ордена и медали, скотина? — зло прошипел Пётр, притянув за ворот Ивана.

— Отпусти, больно. Я их продал на рынке одному знакомому меняле. Мне не на что было жить. С работы и из семьи меня турнули. Но я их верну, Петро, обязательно верну, как найду работу.

— Какой же ты после этого офицер, хоть и бывший? Как ты мог продать чужую судьбу? Ведь я за них кровь проливал! Это всё, что у меня осталось взамен ног и рук. Ты за стакан водки свою семью и Родину продашь, сука! Неси документы, тварь, а ордена и медали вернёшь в ближайшее же время, я с тебя не слезу, сволочь.

И Пётр отшвырнул от себя своего бывшего товарища и друга Шведова.

Пётр не стал возвращаться в дом престарелых, куда его первоначально определил полковник Быстров. Он прямиком направился в гарнизонный Дом офицеров, который стал жертвой раздела между новоявленными коммерсантами и твёрдыми последователями защиты правого дела. Его с удовольствием приняли и временно определили в одну из комнат развалившегося детского кружка «Умелые руки». В благодарность Пётр не терял времени даром. Он всецело подключился к немногочисленному коллективу, безуспешно отстаивающему Дом офицеров. Пётр стал самым активным членом этих несдающихся людей в борьбе с Воротило. Со временем у Петра возникла смелая и дерзкая идея: на базе имеющегося технического оборудования и помещений открыть производство протезов для инвалидов-афганцев, и не только их. Эту идею Пётр вынашивал давно, ещё в Афганистане. Так сильно было его желание вернуться к нормальной, человеческой жизни. Потому что эта нормальная жизнь снилась ему каждую ночь, где он снова был счастлив со своей семьёй, и только к утру внезапно в сон врывалась мина и вновь безжалостно разлучала его с родными людьми. Пётр часто останавливался возле того дома, где они с Виолеттой снимали квартиру, и подолгу вспоминал прошлые дни, унесённые ветром. В это время он всё прощал Виолетте, потому что… по-прежнему продолжал любить её. Однажды ему приснился сон. Издалека к нему долго шла женщина в афганском платье, с накинутой на плечи любимой кофточкой Виолетты. Черты лица были неразличимы. Она протягивала к нему руки, приговаривая: «Любимый, я тебя так долго искала, неужели мы не свидимся ещё несколько лет?» Сон оказался вещим и в будущем сбылся.

Чтобы выйти из критического положения с пропадающим Домом офицеров, Пётр решительно начал действовать. Заручившись поддержкой многочисленной армии ветеранов-афганцев, которые всецело одобрили его идею и вознамерились помочь, Пётр направился в городскую администрацию исполнительной власти города.

Рано утром Пётр с двумя такими же, как и он, активными товарищами был у входа в администрацию города. Часам к девяти появилась чёрная «Волга», и из неё вышел глава администрации. Не вникая в суть вопросов, он что-то буркнул Петру и его сотоварищам и исчез в лабиринтах здания.

«Ну что ж, большому кораблю — большое плавание», — решили Пётр и его товарищи и спустя день вновь явились перед светлые очи чиновника. Ан нет, он и в этот раз был не готов принять немногочисленную делегацию, сославшись на